Лилия Ким: «Самая большая ошибка людей, которые приходят заниматься сторителлингом: им кажется, что сторителлинг про них»

— Что говорите о себе в официальных ситуациях?

— Обычно говорю, что я Лилия Ким, писатель-сценарист. Раньше работала для Publishing House, писала фикшн, потом стала работать на ТВ. Один из моих сериалов стал международной франшизой, и компания Sony, которая его производила, пригласила меня в Америку, и потом они же поддержали получение мною Грин-карты EB1. Так я переехала и стала работать сценаристом в Америке.

— Мне кажется, многие из нас хотели бы сказать о себе именно это: «Я писатель и сценарист», поэтому вопросов от читателей к этому интервью много. Давайте начнем в режиме блица и постараемся быстро ответить на пять вопросов, которые задали читатели. Расскажите про три вещи, которые удивили в Америке в этом году.

— Первое. Насколько здесь проще самому производить что угодно, чем ждать, пока это сделает кто-то другой. Второе. Насколько Голливуд технологически отсталый в плане современных цифровых платформ и всего прочего. Простейшие координационные решения, какие-то платформы по документообороту — это все отстало невероятно, особенно в сравнении с соседней Силиконовой Долиной. И третье, это насколько в Америке уважают законы. WG – это авторская гильдия в США — 50 лет назад подписала невыгодное для себя соглашение. Это соглашение нельзя было расторгнуть, можно было только дождаться, пока оно истечет. И вот 6 апреля оно истекло. И мысль о том, что договор может действовать 50 лет и никто с этим ничего не может сделать, для меня была шоком.

— Кто те трое людей, которыми вдохновляетесь и кого читаете?

— Люблю читать Ольгу Брейн. Она живет в Кембридже, рассказывает как учить английский и описывает смешные социальные ситуации. Читаю Ольгу Нечаеву, бывшего SEO компании Disney в России, которая сейчас также живет в Лондоне. Из своих коллег читаю Кристиана Уокхорда, который рассказывает, что происходит в агентствах. А еще Наталью Терещенко, она врач-нейрофизиолог из Воронежа, которая совершенно случайно открыла, что много нейрофизиологических проблем происходит от неудовлетворенности женщин сексуальной жизнью. С непередаваемым шармом она рассказывает об этом и общается с подписчиками.

— Как преодолеть писательский блок?

— Мне нравится, как Роберт Маки говорит об этом: если у вас не идет история, то вы просто слишком мало о ней знаете, вам надо вернуться на этап исследования и узнать больше. Все истории у нас варятся внутри дефолт-системы мозга. И эта система может начать варить историю, только если туда заложено достаточно ингредиентов. Если их не заложено достаточно, то не будет и истории. Второй вариант – вам это просто не надо, так тоже бывает.

— Какой совет дали бы себе пять лет назад, что сказали бы себе?

— Вообще не пробовать традиционный путь развития карьеры здесь, это не мое. Традиционный путь выглядит так: сначала ты ассистент, потом старт-райтер, второй райтер, третий райтер, и так постепенно до главного райтера – пока тебя WG возьмет на свой Showrunner Bootcamp. И вот это вообще не мой путь. Надо было сразу идти своим путем. Эта система все равно уже развалилась.

Читайте также: Как выбрать онлайн-курс обучения, на что нужно обратить внимание

— Последний, пятый вопрос нашего блица: какое качество в людях цените больше всего?

 — В людях я больше всего ценю умение идти и не сдаваться. Если человек чего-то хочет, то он видит возможности. Часто я вижу, что люди вроде бы что-то хотят, и тут же начинают рассказывать, почему они никогда этого не получат. А нравятся мне люди, которые смотрят вокруг и видят не препятствия, а возможности в первую очередь.

— Как объясняете постоянный интерес к вам, к вашему проекту?

 — До сих пор удивляюсь и всех благодарю за такой интерес к нашей теме. Проект «Сторителлерс», он получился вообще случайно. Мы же с Андреем Владимировичем (Курпатовым — прим. ред) развелись давно, но все это время продолжали общаться, дружили и как-то жалко было это терять. Общения было мало, хотелось больше, и когда я приехала в Питер, у нас вдруг возникла такая идея — объединить драматургию и психотерапию в каком-то общем проекте. Андрей Владимирович только что открыл свой центр «Игры разума» и одновременно оказалось, что читатели хотят встречу в Питере. И раз уж нам дали такой карт-бланш, мы решили попробовать рассказать про нейрофизиологию сторителлинга.

В итоге я была удивлена, наверное, больше всех в зале. Я думала, что придет человек 40, и может, из уважения к нашим прошлым заслугам нас послушают. А было множество людей и мы им рассказали про нейрофизиологию сторителлинга. Тогда мы впервые публично объяснили, что сторителлингу людей не надо учить. Ты обречен быть сторителлером, у тебя в голове есть фигня, которая абсолютно все перемалывает в истории, что ей ни дай. Вопрос не в том, как человека сторителлингу научить, а как натренировать эту его мельницу молоть то, что ему надо.

— Я думаю, что одна из причин успешности проекта — ваша популярность в соцсетях. Интересна ли вам была изначально эта популярность? Для чего вам фейсбук?

 — Андрей Владимирович, вообще, большой противник социальных сетей. А я после переезда в Америку очень страдала от того, что у меня схлопнулся социальный круг. Что бы ни случилось, в Москве у меня были люди, которым надо позвонить и все решится достаточно быстро. В отсутствие этого круга я начала писать такой, по сути, дневник. И однажды написала в рамках этого дневника пост про дегуманизацию, который перепостил Максим Виторган. На следующее утро я проснулась, и у меня было что-то около 12 тысяч подписчиков. За успехом я никогда особо не следила, потому что я пишу и пишу, пишу и пишу. Никогда у меня не было никакого контент-плана, ничего.

Андрей Владимирович одно время даже требовал, чтобы я «все это закрыла, потому что это отъедает время и силы». Потом требовал, чтобы я хотя бы писала по-английски, чтобы была какая-то польза. А когда первая встреча клуба Сторителлеров случилась, он вдруг понял, что это новая реальность, с которой надо иметь дело. После этого тоже начал развивать свой Инстаграм и Ютуб. Последний раз когда я к нему приезжала, они уже активно записывали сториз, и я с удовольствием сказала: «И вот этот человек запрещал мне вести Фейсбук».

— В ваших постах вы довольно часто используете английские слова: так проще, так смешнее, они привлекают внимание, словом, есть ли у них какая-то своя задача?

 — Я их просто, честно говоря, уже не фильтрую. Потому что если я прихожу после целого дня работы — мы с соавтором работали, или мы ходили на встречи, или я сидела целый день с продюсерами своими. У меня ребенок же еще по-английски говорит все время, и муж, для которого русский не родной. Мы все периодически соскальзываем на английский все время. Поэтому блог — единственное место, где я говорю по-русски, и мне кажется, что у меня там просто оазис русского языка. И еще, некоторые вещи просто по-русски не сказать, у части английских слов нет аналогов — у слова privacy нет аналога русского, у слова dignity нет аналога.

— Что помогает вам в ваших историях быть одновременно искренней и экологичной?

 — Расстояние. Меня океан отделяет от людей, про которых я рассказываю. Если бы я жила в Москве и все это рассказывала, конечно, у этого могли бы быть плохие социальные последствия. Я далеко и последствий никаких не будет. Это дает мне нужную отстраненность и способность превратить произошедшее в текст.

— Как вы трансформируете личные истории со знаком минус в тексты безопасно, без ретравматизации?

 — И снова время и расстояние до истории. Я все время всем советую: не пишите на аффекте. Потому что если у вас еще свежа травма, то вы просто не можете увидеть арку трансформации героя и причинно-следственные связи между событиями. В сценарии все происходит быстро, а в жизни между причиной и следствием могут годы пройти. На старте вам может быть вообще не очевидно, что у этого следствия была такая-то причина. А в сценарии мы очищаем все эти причинно-следственные связи. Показываем, как одно вытекает из другого. Но когда вы в аффекте, вы просто еще не очень можете понять, как это все устроено и, как следствие, не можете и описать.

Когда вы пишете текст на аффекте, получается не текст, а просто надрывный вой, плач. Нужно, чтобы прошло время, чтобы вы получили определенную помощь, отгоревали, прошли все стадии горя, прежде чем вы сможете об этом написать.

— Как вы защищаете участников своих курсов от ретравматизации?

 — Я всегда людям говорю на встречах такую вводную, подготовительную речь: послушайте, мы сейчас будем вспоминать свой травматичный опыт. Но вспоминаете вы уже из очень безопасного места и с безопасного расстояния. Мы с вами сидим на мероприятии, которое никак нельзя отнести к предметам первой необходимости. Мы в хорошем помещении, мы нарядно и красиво одеты, у нас вечером будет вечеринка, а только что вы сходили на обед, прекрасно пообщались с коллегами и так далее. Сам факт того, что вы сейчас здесь, говорит о том, что вы в достаточно безопасной и стабильной ситуации. Потому что если бы это было не так, у вас просто не было бы на это ни времени, ни средств.

Если кто-то начинает в штопор улетать, то я достаю людей из этого состояния, разговариваю с ними. Если мы делаем это на онлайн курсе, я тоже сейчас учусь это модерировать и управлять этим. Многие люди приходят к нам даже не за текстами, а именно за тем, чтобы разобраться с собой, со своими травмами, увидеть их иначе.

— Когда вас читаешь, возникает ощущение внутренней свободы от оценки: есть текст, и в нем определенный посыл. И все, не слышно сомнений. Как появилась эта внутренняя свобода или она была всегда?

 — В самом начале работы мне сказал мой ментор: leave your ego outside, leave your ego on the doormat. Это значит «оставь свое эго на пороге, или оставь свое эго на дверном коврике».

Самая большая ошибка людей, которые приходят заниматься сторителлингом: им кажется, что сторителлинг про них. Сторителлинг, на самом деле, вообще не имеет никакого отношения к вам. Он про умение фокусироваться на состоянии человека, которому вы рассказываете историю.

Я надеюсь, что у нас на курсе все приходят к этому смещению точки внимания с себя вовне, из себя наружу. Самый главный секрет сторителлинга для меня в том, что улучшение контента неразрывно связано с апргейдом себя. Ты не можешь улучшать молоко отдельно от коровы.

Если вам приходилось рассказывать сказки детям, то вы знаете: как только перестаешь быть в моменте, как только перестаешь фокусироваться на их ощущениях и внутренних движениях, в этот же момент их теряешь. Сторителлинг — это про ваше умение фокусироваться. Я все время людям задаю вопрос: «Пожалуйста, подумайте о людях, которым вы адресуете свою историю — каких действий вы хотите от них добиться, чтобы они сделали что?»

— Еще вопрос от читателей. В чем разница способностей к сторителлингу у Конструкторов, Центристов и Рефлекторов? И, если можно, уточните еще кто это такие — это уже от меня вопрос.

—У А.В. Курпатова есть такая книга «Троица», которая основана на работах разных нейрофизиологов. В ней он говорит, что у каждого из нас есть рептильный мозг, который самый-самый древний, лимбический мозг, который есть у животных, и есть неокортекс – собственно, то, что делает нас человеками. И есть три типа людей: в зависимости от того, у кого какой тип мозга ведущий. Если рептильный мозг, то это рефлекторы, если лимбический, то центристы, а если неокортекс, то конструкторы.

Рефлектор – это, например, Стив Джобс. Центрист – это Курпатов, а конструктор — это, например, Перельман. Центрист – это человек, которому очень важны отношения с другими, и он старается все время какую-то особую приятную среду создать вокруг себя. Все самое красивое, все самое впечатляющее чаще всего создано рефлекторами, потому что они желают впечатлять, у них есть внутренняя потребность это делать. Конструкторы же часто создают что-то новое, потому что им просто интересно, как это работает.

У этих трех типов, разумеется, разные способы донесения информации. Центристы будут хорошо рассказывать, если у них есть люди, готовые их слушать. Конструктор и Рефлектор будут фигачить, вне зависимости от того, есть у них аудитория, нет у них аудитории.

— Зачем вообще бизнесу сторителлинг?

— Весь диалог бизнеса и потребителя – это рассказ о своих ценностях. Товары и услуги имеют какую-то потребительную полезность, но если вы посмотрите на полки в супермаркете, там будет много товаров, которые могут удовлетворять одну и ту же потребность. Так что же люди покупают с десятикратной порой разницей? В чем разница объективная между китайским смартфоном и Айфоном?

Человек покупает ту историю, которая выражает его базовые ценности. Если вы формируете историю вокруг своего бизнеса, вы показываете, какие ценности вы разделяете. А люди покупают товары и услуги, как символы своей системы ценностей. Создавая истории, вы объясняете им, какие вы и что цените. Если упростить и очень огрубить, то для этого и нужен сторителлинг бизнесу.

— Любому ли бизнесу это нужно? Выбираем ли мы шнурки для ботинок по ценностям, выбираем ли мы пиццу по ценностям?

— Конечно, не любому. Есть сегменты рынка, где брендинг не работает. Когда вы выбираете себе сантехническую компанию, которая обслуживает дом, вас не интересуют ее ценности. Вам важно сколько лет они работают без претензий, сколько километров труб они прочищают, сколько у них сотрудников, то есть вы интересуетесь более практическими вещами. Но там, где работает брендинг, там работает и сторителлинг.

Иначе нужно давать внятное объяснение пользовательской ценности. Мы вообще советуем делать три варианта объяснения ценностей бизнеса: для конструкторов, центристов и рефлекторов. Рефлектору важно, как он будет выглядеть со всем этим, центристу важно, как это повлияет на его отношения с другими людьми, конструктору важны цифры и факты. Это три разных типа мозга – они будут реагировать на разные вещи, поэтому когда вы делаете сообщения от лица вашего бизнеса, лучше использовать разные аргументы для разных групп.